Принцы не должны быть целомудренными.
Я повторял себе это с тех самых пор, как солдаты моих родителей притащили меня в этот монастырь и оставили гнить здесь. Мне говорят, что я – пятно позора на имени семьи Ваэль, что я буду обузой для моего брата, когда тот воссядет на престол Старкхевена. Я же говорю, что если ты – принц, лишённый всяческой власти, то ты можешь хотя бы использовать свой титул, чтобы немного повеселиться.
– Себастьян? – раздался голос моего тюремщика, капитана Леланда из личной гвардии моих родителей, преданный им до смерти. В данном случае, моей смерти. – Сегодня вам потребуется что-нибудь ещё, ваше высочество?
– Ничего не нужно, – он должен уйти. Мне нужно остаться в одиночестве. Секунда – и я различил, как его шаги стали удаляться от меня. Процедура повторялась каждую ночь; он должен верить, что я, послушный, останусь ночевать в своей клетке.
Я развернул записку, которую нашёл под тарелкой во время трапезы.
Себастьян, я знаю, что тебе ненавистна жизнь здесь. Если хочешь покинуть это место, приходи к чёрному ходу в полночь. Я позабочусь о том, чтобы нам никто не помешал.
Это женский почерк, тонкий и элегантно округлый. Я вновь задался вопросом: кто мог написать это послание? Несомненно, это послушница, как и я. Недавно я увидел миловидную девушку, молящуюся перед алтарём; быть может, её тоже привели сюда помимо воли.
Я проверил дверь. Замысел удался; они ещё не потрудились запереть меня. Я торопливо пробормотал молитву: «Андрасте, помоги мне и…»
Ирония доходит до моего понимания, и я остановился. Не то, чтобы я не верил. В своём роде, я по-настоящему веровал. В детстве я учил Песнь и по-прежнему мог воспроизвести любой её стих. Я исправно платил десятину из тех жалких монет, которые мог назвать своими. Я отстаивал правое дело: сражался с тевинтерскими работорговцами, бросившими якорь в Старкхевене, проявлял сострадание к нашим эльфам. И в ответ Андрасте вытаскивала меня из значительного числа передряг. Прежде призвать Её на помощь в завоевании сердца прелестной дамы или в победе в барной заварушке никогда не казалось неуместным. Но пристало ли мне просить Её помочь мне сбежать от службы Ей?
«Позволь мне сейчас выбраться отсюда, – молча молил я, – и позже я сделаю всё, что пожелаешь. Когда я состарюсь. Я с радостью приму все обеты, когда войду в преклонный возраст, как мой дед, только не заставляй меня сейчас отказаться от жизни».
Холл пуст. И нет способа узнать, услышала ли Она или нет.
Мой лук в моих руках. Спасибо Создателю, Верховная Жрица Элтина настояла, чтобы мне позволили оставить свои вещи при себе.
На другом конце холла горит свеча. Я выпустил стрелу, и она, коснувшись фитиля, погрузила помещение в полную темноту. Я замер в ожидании, но никто не пришёл. Я один.
Я легко и тихо пробежал по плетёному антиванскому ковру. Мне не впервой пробираться в темноте. В конце холла виднеется большое окно, закрытое, чтобы воспрепятствовать зимним заморозкам. Дерево разбухло от влажности, и ставни сложно сдвинуть, но один сильный толчок плечом – и одна из них открылась навстречу ночи. Рядом с Церковью Киркволла деревьев нет, но мне повезло. Одна из служебных построек сделана из дерева, и она достаточно высока, чтобы послужить моим замыслам.
На моём бедре висит моток верёвки, предоставленный мне моим таинственным подельником. Я завязал тугой узел рядом с оперением стрелы и отправил её в полёт. В дополнение к своей недавней молитве, я быстро подумал: «Ладно, Андрасте, если собираешься позволить своим Матерям поймать меня, так и сделай, только не дай этой стреле сломаться». Не могу придумать худшего способа умереть, нежели сломав шею во время попытки вылезти в окно Церкви.
И, должно быть, Она услышала, так как верёвка цела, стрела надёжна, моя хватка сильна, и в мгновение ока мои ноги встретили дерево, и я медленно спускаю верёвку, чтобы слезть вниз.
Тени внизу зашевелились. В тот момент я пожалел, что обе мои руки заняты верёвкой, а мой лук бесполезной ношей болтается на спине. Затем я тряхнул головой. Если меня поймают, я не буду отбиваться. Во мне нет ненависти ни к кому в этой Церкви; все они – хорошие люди, служащие Создателю всеми силами. Я имею претензии только к родителям за то, что они прислали меня сюда в качестве наказания, за то, что вынудили меня принять обет безбрачия, чтобы защитить детей брата от любых посягательств на трон со стороны моего возможного потомства.
Я никого не убью ради своей свободы. Лишь мне решать, какова её цена, и она определённо не стоит ничьей жизни.
Я спрыгнул на землю, и мои ботинки увязли в грязи. И теперь я увидел то, что прежде не мог разглядеть. В тени Церковных стен меня поджидали несколько человек. Это не могла быть моя таинственная благодетельница – она бы пришла одна, без эскорта храмовников. На миг я подумал о том, чтобы сбежать, но моё обучение превозмогает этот позыв. Я уже проиграл эту битву, и при этом можно хотя бы сохранить достоинство. Принцы не сбегают.
Один из силуэтов приблизился на шаг. Это седая женщина в красном одеянии.
– Вижу, ты получил мою записку.
Моё сердце дрогнуло – неужто это и впрямь она, моя подруга-послушница с планом бегства? Но потом я узнал голос. Всё-таки, я большую часть своей жизни слышал, как он разносит Песнь по Киркволлу, по Старкхевену, по всей Вольной Марке. Верховная Жрица Элтина, наша общая Мать.
– В-ваша милость, – запнулся я. И тут меня осенило. – Так это вы прислали ту записку?
Храмовники ушли, оставив нас одних в темноте.
– Вы прислали записку? – она кивнула. – А верёвку? – опять. Это начало меня злить. – Зачем? Чтобы я продемонстрировал собственное отчаяние? Думаете, это смешно?
– Я написала её, ибо понимаю твои чувства.
– Я здесь в вашей власти. Неужели, было необходимо насмехаться надо мной подобным образом?
– Себастьян, – её голос достаточно резок, чтобы я посмотрел ей в глаза. Они серо-голубые, мягкие, понимающие. – Я присягнула служить Андрасте, но это не значит, что мне ничего не известно о мире. Я знаю, что ты здесь не по собственному выбору.
– Не то, чтобы я не веровал… – я почувствовал, что должен объясниться.
– Знаю, – её голос тих, грустен, и я подумал, что она говорит искренне. – Твои родители хотят использовать Церковь ради собственных политических целей, – она сделал паузу. – Это – не акт веры.
Она взяла мою руку, развернула её ладонью вверх и вложила в неё кошель, набитый монетами. Я заглянул внутрь – одно золото.
– Это пожертвования, которые они делали от твоего имени. Если эта жизнь тебе не по нраву, используй деньги, чтобы создать новую.
Я уставился на неё в непонимании, а она ласково закрыла мою ладонь.
– Люди служат Создателю по-разному, Себастьян. Тебе не нужно принимать обеты, чтобы исполнять Его волю.
Она хитро улыбнулась, отчего морщины на её лице углубились, а затем повернулась, чтобы зайти внутрь. Когда её рука коснулась двери, я вновь обрёл дар речи.
– Но почему?
Элтина обернулась, и лунный свет подарил ей сияющий ореол, что, как я уверен, было не случайно.
– Потому что никто не должен входить в Церковь через чёрный ход, – сказала она. – Единственный, кто может принять на себя эти обязательства, – лишь ты сам, Себастьян. Передняя дверь всегда будет открыта.
С этими словами она вошла внутрь, а я остался один в ночи. Я посмотрел на кошель с монетами, которых достаточно, чтобы освободиться от моей семьи, моих титулов навеки. Достаточно, чтобы начать жизнь, о которой я всегда мечтал – потворствовать своим желаниям, смеяться и любить тогда, когда пожелаю. Достаточно, чтобы стать…
Слова молнией проносятся у меня в голове: бесполезным, бесцельным, эгоистичным, одиноким.
Я был в таверне, когда капитан Леланд нашёл меня. В таком ли месте я хочу встретить моего Создателя?
Прежде, чем я осознал это, мои ноги начали движение, выводя меня прочь из теней, под яркий свет факелов и луны. «Спасибо», – прошептал я Андрасте прежде, чем моя рука коснулась гладкой бронзы дверной ручки, и я вошёл в Церковь. С парадного входа.
